Мила Бояджиева - Ядовитый цветок [= Маски любви]

…Однажды, когда они мирно беседовали после ужина, на площадке появилась стройная брюнетка в сопровождении медсестры.

— Это ваш муж, мадам. — Указала монахиня на застывшую в кресле загипсованную фигуру.

— Боже! Что они с тобой сделали, дорогой! — Воскликнула женщина, бросаясь на колени у кресла больного. Сандру она, казалось, не заметила, и та поспешила скрыться в аллее, унося с собой поразивший её образ…

— А ваша жена — красавица. Вот уж, действительно, фея! И, кажется, очень любит вас. Это сразу заметно. — Попробовала Сандра на следующий день подступиться к теме, которую её собеседник упорно обходил. — Вчера она просто сразила меня.

— Да, у нас были чудесные времена. Любящая, прекрасная жена — счастье для победителя, но кара для побежденного. — Угрюмо заметил он.

— Вы же не собирались сдаваться. А красота для мужчины, насколько я понимаю, понятие относительное. Известно ведь, что шрамы лишь украшают героя. Как-то не верится, что женщина способна замечать недостатки внешности возлюбленного, полученные в честном бою.

— Но если эта женщина считает, что шрамы её мужа — свидетельства жизненных поражений. А ещё — малодушия… Да, именно… Тогда, думаю, обезображенное лицо способно вызвать отвращение. — Его глаза встревоженно сверкнули в прорезях бинта и Сандра едва удержалась, чтобы не утешить, назвав его настоящим именем.

Она давно уже знала, что изувеченного гонщика зовут Берт Уэлси. Тайком, порывшись в старых журналах, Сандра нашла свадебную фотографию, на которой юная, но уже знаменитая Мона Барроу — та самая красотка, что с воплем упала к ногам забинтованного мужа, стояла рядом с обаятельным шатеном, глядящим на неё с преданностью и восторгом. Чувствуя, что совершает нечто постыдное, Сандра изучила газетные сплетни о Берте Уэлси, разраставшиеся по мере того, как шла в гору его спортивная карьера.

И вот, последнее сообщение о случившейся с претендентом на мировое первенство в «Формуле-1» трагедии. Авария произошла на соревнованиях «Гран-при Венгрии», проходивших в середине августа в Будапеште. Эксперты придерживались версии о том, что мотор болида, над которым целый год экспериментировал сам Уэлси — конструктор по специальности, не выдержал нагрузки. Берт чудом остался жив, и после того, как венгерские медики подлечили ожоги и ушибы, отправился в санаторий «Кленовая роща», рекомендованный ему коллегами. Враги и друзья потерпевшего в многочисленных статьях спорили о том, удастся ли Берту вернуться к гоночному спорту. Перелом бедра, смещение шейных позвонков, сотрясение мозга, вывихи, ожоги все это было известно Сандре по собственному опыту. И ещё то, что залечив травмы, человек может навсегда остаться прикованным к инвалидному креслу. Во всяком случае, с ней произошло именно это. А надежды и боевой задор, помогающий сражаться с недугом Берту, не спасли Сандру. Испытав все предлагаемые врачами способы, она сдалась, сказав себе, что неподвижность её судьба. К несчастью, рядом с девушкой не оказалось человека, способного вдохновить на подвиг. Тот юный кавалер, что был не прочь поухаживать за благополучной наследницей огромного состояния, исчез, когда Сандра вернулась домой в инвалидном кресле. Да она и сама не успела влюбиться, чтобы потом, в трудную пору беды, держаться за свое чувство, как за спасательный круг. Берту повезло — у него была Мона.

Расторгнув контракт на съемки в Америке, Мона примчалась в Швейцарию. В маленькой гостинице Гриндельвальда она ждала того часа, когда сможет вернуть окрепшего, сбросившего гипсовые оковы мужа. Это вдохновляло, но и пугало Берта. С появлением Моны он стал редко видеться с Сандрой. Теперь мадам Барроу проводила долгие часы в санатории, катая по аллеям своего знаменитого мужа. Сандра удивилась тому, как больно ранила её нечаянно подсмотренная сценка — в прикрытии живой изгороди супруги обнимались, как влюбленные гимназисты. Мона пристроилась на здоровое колено Берта и прильнула к нему, запустив руки под шерстяной свитер.

Сандра даже обрадовалась, когда начались дожди и в горле появилось неприятное першение. — «Ангина», — постановил доктор и предписал постельный режим.

Отделавшись от простуды, Сандра тут же поспешила на площадку и напрасно прождала до обеда — Берт не появился.

Все казалось особенно печальным в тот день — даже торопливо меркнущий солнечный сентябрьский день с его радостно порхавшими последними мотыльками, золотыми паутинками, неторопливо слетавшими с каштанов разлапистыми листьями… Сандра не заметила, что пропустила обед.

— Весь санаторий оббегал — искал мою Фею! Как я вам, честно, а? Небрежно припав на трость, Берт стоял в тени огромного клена в позе классической статуи. Он был в джинсах и белом пуловере, на фоне которого багровые рубцы на подбородке и шее казались особенно яркими. Сандра присмотрелась. Увы, этот человек лишь отдаленно напоминал победителя-гонщика, запечатленного на фотографиях. Вместо буйной, всегда словно взлохмаченной ветром шевелюры ежик едва отросших каштановых волос, пересеченная шрамом бровь, распухший нос… Вот только широкая улыбка была все той же, но и она померкла — Берт заметил недоумение Сандры.

— Умоляю, скажите правду — это так ужасно? — Он коснулся пальцем слегка приплюснутого носа и поморщился от отвращения, словно раздавил червяка.

— Да нет же, нет! Подойдите сюда, мистер Немо. Ближе… Так странно видеть ваше лицо без маски бинтов… Я уже не смогу откровенничать с вами. — Сандра печально посмотрела в глаза присевшему рядом с ней на корточки Берту. Этого человека она совсем не знала.

— Глупости. А знаете, как мне больно сгибать это чертово колено, но я сижу у ваших ног и думаю: «Друг, это твой добрый друг, старик. Так взвали же на него кучу своих проблем».

Сандра улыбнулась:

— Давай, Немо. Нам пора перейти на «ты». Кажется, больше такой возможности не будет. Меня зовут Сандра.

— Я знаю, Фея. Давно знаю. — Он виновато опустил глаза. — Доктор Вальнер завтра собирает консилиум. Если они найдут меня пригодным к вольной жизни — вечером мы с Моной уедем. Это не далеко — у нас дом под Лозанной. Но они сочтут меня здоровым, непременно сочтут. Иначе я уеду больным. Берт засмеялся.

— А у тебя чудесная ямочка на щеках. И вообще — обаятельнейшая улыбка.

— Не сыпь мне соль на раны, Фея. Осталась только одна ямочка, вторая погибла под шрамом. А улыбаться так больно, точно я получил хороший нокаут… Вообще-то я побывал в разных переделках. Были и покруче этой, но обходилось без урона моей красоте — череп трескался, конечности ломал, ребра, но вот чтобы так… — Он поморщился, строя невероятные гримасы.

— Что за глупости, Берт! Герой скоростных трасс копается в своей внешности, словно кокетливая девица. У Бельмондо, к примеру, куда меньше оснований для любования собой и это не помешало ему стать кумиром дам.

— Надеюсь, Мона будет говорить то же самое. — Берт с ожесточением хрустнул веткой, отшвырнув вниз обломки.

— А здорово, наверно, так любить… Чтобы хотелось быть прекрасным, сильным, вообще — достойным своего возлюбленного… Твоя жена — счастливая женщина.

— Я ей обязательно передам. Сегодня мы ужинаем в городе — отмечаем мое превращение из снеговика в чудовище. — Берт подмигнул карим, щурящимся на солнце глазом. — Думаю, я вернусь не ранее, чем к завтраку.

— Ясно. Романтическое рандеву.

— Да что там тебе ясно, Фея! — Берт потрепал её по щеке и она отпрянула от неожиданного прикосновения. — Вам, волшебницам, воздушным существам, не понять всей греховности плотских созданий… — Он поднялся, размял ноги и повел плечами, проверяя упругость мышц. — А как приятно грешить, детка!.. И зачем я все это говорю девице?

— Наверно, для того, чтобы я завидовала весь вечер, сидя здесь одна, и пытаясь рассмотреть в далеком Гриндельвальде фигурки счастливых влюбленных…

— Но скорее — счастливого обжоры! Как же мне не терпится обглодать кость барашка, испытывая на прочность свою починенную челюсть и запить сильно поджаренное, переперченное, сочащееся кровью мясо хорошим вином! Извини, Фея. Ты тоже любишь мясо? Ах, конечно, я идиот! Я привезу тебе чудесные пирожные…

— Послушай, а ты нервничаешь, герой. Истоптал всю лужайку, издергался, все время щупаешь нос и залатанную челюсть. Смелее — она сумеет разглядеть своего прекрасного принца.

Ухватившись здоровой рукой за спинку кресла Сандры, Берт прокатил его вокруг себя. Альпийская панорама мелькнула перед Сандрой, напомнив что-то детское, радостное. «Как на карусели», — подумала она, подняв на Берта благодарный взгляд.

— Спасибо, что показал мне, как надо бороться и хотеть. Это уже много…

— Я же обещал научить… — Нахмурился Берт — Научить тебя любить жизнь и не упускать возможности сделать ее… ну, как бы тебе сказать — поудобнее в эксплуатации.